Мангупские «индейцы» считают себя хозяевами мертвого города
/НАТАЛЬЯ ГРАЧЕВА/ Время от времени от них пытаются избавиться: не единожды милиция на вездеходных «уазиках» забиралась в горы на высоту более чем в полкилометра и собирала «урожай» подозрительных странников и пещерных поселенцев на городище Мангуп. Но они все равно возвращаются сюда, поскольку именно это место считают своим домом и даже именуют себя мангупцами — полноправными жителями древнего города.
Жители окрестных деревень называют обитателей мангупских пещер «индейцами». Они, в свою очередь, зовут «нижним миром» все, что находится у подножья гор. К цивилизации снисходят, когда нужно пополнить запас продуктов или подзаработать на те же консервы, хлеб и растворимые супчики в пакетах. Впрочем, некоторые пещерные жители ухитряются месяцами не покидать любимое место — живут то ли на подножном корме, то ли братской помощью остальных членов мангупской коммуны.
К зиме в пещерах остаются около двух десятков обитателей, весной колония увеличивается в два-три раза. Чуть ли не каждый второй мангупский обитатель может рассказать, что пришел сюда искать смысл жизни — подальше от шума цивилизации.
Умывальник из подвешенной к дереву бутылки, куча тряпья в углу на груде камней, миски, котелок — вот типичное обиталище «индейца». Но кое-кто устраивает себе довольно комфортабельные жилища, превращая гроты в обогреваемые печками коморки или устраивая «норки» с лежанками и очагами.
Народ здесь живет очень пестрый: кандидаты наук и философы-самородки, повидавшие немало стран; молодые бомжи, довольно легкомысленно относящиеся к чужой собственности, разочаровавшиеся в любви девушки. Были случаи, когда милиция отыскивала здесь преступников, скрывающихся от правосудия, а родители — сбежавших из отчего дома подростков.
«Это наш дом, нигде больше нельзя чувствовать себя настолько хорошо и свободно, — признается «индеец» Владимир, который с небольшими перерывами на Мангупе живет почти три года. — На моей памяти были случаи, когда сюда приезжали жить целыми семьями, с детьми. Правда, уезжали зимовать домой. Была пара, которая приехала из Москвы, чтобы здесь обвенчаться».
На Мангупе медитируют и музицируют, молятся чуть ли не всем существующим богам и даже самой горе. Здесь же вырезают из краснокнижного, строго охраняемого можжевельника безделушки и украшения, которые можно сбыть туристам, и разрисовывают пещеры таинственными знаками, приносящими удачу и мудрость.
Впечатление от «индейских вигвамов» и образа жизни очень неоднозначное: многие украинские и российские журналисты с восторгом рисуют гармоничную общину, сжившуюся с природой, и людей, которые порвали с цивилизацией. Такой вот миниатюрный рай в обрамлении крымских гор и облаков, легенд, преданий и необычных историй, случившихся здесь.
Свое мнение на этот счет есть у историков и археологов. Хотя им вроде бы нечего делить с «индейцами», но превращение заповедника в одну большую «дикую» стоянку не может не пугать. «Культурный слой» XXI века уже сейчас местами осел на Мангупе: это и вездесущий полиэтилен, и кучи мусора, и испещренные надписями скалы и гроты. Конечно, не все они — дело рук обитателей Мангупа, уверяющих, что любят древний город. Среди туристов тоже немало дикарей и варваров. Но как бы там ни было, любое человеческое существо в отсутствии канализации и регулярного вывоза мусора создает вокруг себя совсем не идиллический пейзаж. Кустики, увешанные туалетной бумагой, и пеньки деревьев (костры-то надо из чего-то жечь…) плато совсем не украшают. Но пока справиться с обитателями пещер никто ни в силах.
«Мангуп не пал, пока мы здесь живем!» — часто говорят вернувшиеся сюда после очередной зачистки «индейцы». И продолжают искать смысл жизни и медитировать среди облаков.